Памяти Жана Ванье
7 мая от нас ушёл Жан Ванье. Человек, фундаментально изменивший мир. Мир никогда уже не станет таким, каким был до него. Человек, которого невероятно трудно определить, опираясь на привычные категории этого мира.
Аристократ? Морской офицер? Доктор философии («философ», говорит о нем Википедия)? Всем этим он был. Всё это у него было. И всё это было сложено им самим к ногам Господа – когда он был призван. Стоит только попытаться написать об этом отстранённо – и звучит высокопарно до неприличия. Сам Жан, рассказывая о себе, говорил об этом так просто, что создавалось впечатление, что этот отказ от карьеры, обеспеченной жизни и прочих благ стоил ему не больше, чем снять старую куртку, отложить в сторону и никогда о ней не вспомнить. «Я начал понимать, что мне не нравится жить ради войны, что нужно что-то ещё. Мне хотелось побольше узнать об Иисусе и Евангелии. Я стал изучать философию и получил докторскую степень. И вот мой друг, священник, который служил в небольшом приюте для умственно отсталых людей, написал мне о том, что он открыл, общаясь с такими людьми… Я был в некотором страхе, но я приехал. Меня тронули эти люди… та боль, которую я там нашёл. Все они взывали о дружбе. Я всегда жил в мире победителей. И вот я начал открывать мир проигравших…»
Создатель общин «Ковчег» и «Вера и свет», объединяющих людей с ментальной инвалидностью и всех тех, кто хочет быть рядом с ними. Даже это – то, на что была отдана вся его жизнь до капли, – не отображает вполне сущности ни его самого, ни того, что присутствовало в нём.
При первой встрече с Жаном люди примечали его огромный рост, необычайно живые, почти «говорящие» руки, светящийся взгляд. Но главным и первым, что видели все, бывшие рядом с ним, был сам Свет. Тот самый «свет лица» Господа, о котором говорит псалмопевец (Псалом 4:7), не отражался отблеском на его лице, – он просто не гас на нём ни на миг. По крайней мере, могу сказать, что на протяжении всех наших встреч — независимо от трудности разговора — меня ни на минуту не покидало явственное ощущение присутствия Царства. Думаю, это же могут вспомнить и многие, многие… Может быть, поэтому прощаться с Жаном всякий раз было неимоверно трудно. Как заставить себя встать и уйти от такого?..
Вот и нашлось слово. Может быть, не лучшее, но максимально близкое. Жан был Свидетелем. И даже больше, если такое возможно. На самом деле, он был просто ходячим Евангелием. Потому что состояние «Вот я, Господи!» было для него естественным, как вдох и выдох. Постоянное Присутствие — перед Ним и с нами. «Если не будете, как дети…» Жан и был, как они, и пошёл дальше, хотя это кажется просто невозможным. Он пришёл не к малым, а к малейшим «мира сего» – умственно повреждённым людям, «самым угнетённым и отвергнутым», как говорил он сам. Пришёл и остался с ними — не для того, чтобы принести знания, опыт, спасение, а всего лишь самого себя. Большее исполнение заповеди, кажется, невозможно. А сам он из всех Евангельских людей всегда выделял самарянку. Любил говорить, что на Небесах он первым делом найдёт её и пожмёт ей руку.
Самим своим присутствием в нашей жизни Жан непроизвольно ввергал знавших его в совершенно детскую иллюзию, что он будет всегда. Здесь. С нами. И обычное в таких случаях слово «ушёл», написанное мною в начале, вызывает мой же протест. Он никуда не ушёл. Он вернулся к Отцу. Туда, где каждый – «священная история». И там он остаётся тем же «человеком присутствия», которым был здесь — у себя в Троли, в Москве, всюду. Вообще в последние годы он все больше говорил именно о Присутствии, нежели об общении, видя, как современные технологии мало-помалу разводят эти вещи, делая все более легко доступным общение, лишённое Присутствия.
Две недели не могу поставить назад, на полку, русское издание маленькой книжки. «Из глубины». Жан подарил её мне 16 лет назад, после выступления в московском университете, где я преподаю. На оборотной стороне обложки слова: «Я люблю жить, но однажды меня не станет. Я буду счастлив, когда умру. Мне хочется посмотреть на вещи с другой стороны…»
Анна Грешных (Москва)
